Очень важно нам, потомкам погибших воинов, не быть равнодушными к памяти о наших родных
Здравствуйте, уважаемые матушка Ангелина, отец Даниил и все трудящиеся во славу Божию в монастыре! Поздравляю вас с великим, светлым и горьким праздником – Днём Победы! Низкий поклон вам за то, что вы помогаете сохранять память о наших предках, которые своим тяжким ратным трудом завоевали эту Победу, а многие заплатили за неё своими жизнями.
Спасибо за то, что Вы нашли время на то, чтобы написать мне письмо, благодарю за присланное свидетельство на именной кирпич на строительство Вашего, а вернее – нашего (смею надеяться, что имею право так сказать) монастыря. Ведь в синодике Спасо-Богородицкого монастыря записаны четыре моих родственника, а в разделе «У Бога все живы» на сайте монастыря помещён рассказ о моём дяде – Семёнове Кузьме Ивановиче. Простите, что не написала Вам раньше, сразу по получении Вашего письма, но у меня были проблемы с компьютером, а потом отвлекали хлопоты, связанные с поездкой на родину отца. Давно хотела вам написать, поделиться самым сокровенным, что связывает меня с монастырём и вообще с Вяземским краем.
Дело в том, что мои предки со стороны мамы – она сама, дед, бабушка, прадед и все-все предки жили на Вяземской земле, в деревне Походино вблизи Хмелиты, мама закончила Хмелитскую школу, в которой учились и мои дяди, но только до революции. Мама очень трепетно относилась к памяти о своей родине, хотя рано – уже в 14 лет уехала оттуда и всю жизнь прожила в Подмосковье, в Подольском районе.
Она очень много рассказывала о своей семье, о родных краях; когда ещё была возможность, ездила на родину и нас, своих детей, возила туда.
Среди семейных реликвий, которые бережно хранились мамой, самыми дорогими были письма её родных братьев, которые сгинули в годы тяжких испытаний нашего нелёгкого двадцатого века: один – Каллистрат в Гражданскую, а другой – Кузьма – в Великую Отечественную войну. Мы с мамой много раз перечитывали их письма со слезами на глазах.
Каллистрат восемнадцатилетним юношей был призван в Красную армию в 1919 году, он был направлен в продотряд в Вятскую губернию реквизировать скот и продовольствие для Красной армии. Невозможно без слёз читать его письма домой о том, как ему тяжело там приходилось, как тошно, как не может он слышать плач детей, как рвался домой и как чувствовал он, что не суждено ему вырваться из этой страшной действительности. Потом уже, знакомясь с архивными документами, я очень много ужасных подробностей узнала о тех событиях, о той жуткой бесчеловечной войне, которая в то время шла в Вятской губернии, в которой жестокость проявлялась и с одной и с другой стороны.
Из архивных документов я узнала, что Каллистрат, стремясь уйти от этой войны, подаёт заявление о выходе из партии; есть соответствующее заявление в хмелитскую партъячейку РСДРП. Однако это ему не удалось; его просто перевели в другую воинскую часть, он стал служить в Ржеве. И вот здесь-то, заболев, он и умирает в 1922 году в Ржевском военном госпитале при операции. Причём когда мой дед, отец Каллистрата, поехал в Ржев, он даже не смог найти могилу сына. Мама не могла понять, почему. И только работая в архивах, я смогла понять причину, она страшна и проста до банальности: просто на то, чтобы хоронить по-человечески (я уж не говорю – по-христиански) умерших в госпитале красноармейцев, ни у госпиталя, ни у местных властей не было денег на гробы, а не то что на отдельные захоронения. Их хоронили в общей могиле, без гробов, да толком даже не закапывали, так что весной, когда полая вода размывала могилу, местные жители видели останки. Вот такие страшные детали вскрываются.
Я ездила в Ржев, видела это захоронение – в Великую Отечественную войну туда же хоронили советских солдат, умерших в госпиталях. Фамилии этих воинов высечены на камне, есть памятник. А вот имён тех, кто похоронен здесь в Гражданскую, – нет. Такая трагическая судьба у Каллистрата Ивановича Семёнова – он умер двадцатиоднолетним юношей. Спасибо, что вы в своих молитвах поминаете раба Божия Каллистрата. Это был очень чистый душой, чуткий и мудрый не по годам молодой человек, именно таким он предстаёт в своих письмах, и таким остался в памяти родных и живёт в памяти нас, его потомков.
Моя мама очень хотела больше узнать о судьбе своих братьев, но, к великому сожалению, при жизни ей этого не удалось сделать, и я, когда появилась такая возможность, веду поисковую работу в архивах, использую ресурсы Интернета. Это я должна сделать, выполняя желание моей покойной мамы. Многое мне удалось узнать, но далеко не всё, так что поиск продолжается.
Судьба другого маминого брата – Кузьмы – не менее трагична. Он без вести пропал в Великую Отечественную войну. Рассказ о нём, как я уже говорила, помещён на сайте монастыря в разделе «У Бога все живы». Когда я, ведя поиски сведений о Кузьме, читала документы в ЦАМО в Подольске – отчёты о боевых действиях, приказы, журналы боевых действий, — мне было очень тяжело: как будто воочию видишь эти бои за каждый метр земли, за каждый безымянный ручей, за каждую безымянную высоту. И столькими потерями, столькими жертвами отвоёваны эти метры, что становится страшно. И самое трагичное – это то, что многие бойцы остались безымянными, без вести пропавшими.
К сожалению, слова о том, что никто не забыт, зачастую остаются только словами. Как стало известно из военных документов, 106 танковая бригада, в которой воевал Кузьма Семёнов, в марте 1943 года в боях под Харьковом попала в окружение, так что все документы, опасаясь того, что они могут попасть к врагам, сожгли. Так что извещения о погибших не могли послать, поэтому очень много пропавших без вести. Кроме того, когда я изучала в московском архиве документы завода «Компрессор», на котором работал Кузьма в войну, я узнала, что все документы этого завода до 1941 года включительно осенью 41-го, когда грозила опасность захвата Москвы, «были уничтожены путём сожжения». Да и самого завода сейчас уже не существует – он признан банкротом. Так же как и музея этого завода. А ведь в войну на «Компрессоре» выпускали знаменитые «Катюши», так много сделавшие для нашей победы. Более того, как выяснилось, Кузьма был призван с другого московского военного завода — № 192, и сейчас существует правопреемник этого завода. Но когда я попыталась в архиве этого предприятия запросить документы о Кузьме, их там почему-то не нашли. В общем, как писал Твардовский в стихотворении «Я убит подо Ржевом»:
«…И во всём этом мире до конца его дней ни петлички, ни лычки с гимнастёрки моей».
С этим невозможно согласиться, так не должно быть! И поэтому, когда я узнала, что под Вязьмой есть монастырь, где на поминовение можно записать имена павших воинов, я поняла: мне нужно поехать туда.
Я прошу прощения за моё многословие, за то, что я так подробно пишу обо всём, уж очень наболело. Кроме того, я хочу подчеркнуть ту мысль, что очень важно нам, потомкам погибших воинов, не быть равнодушными к памяти о наших родных, которые отдали жизни за нас, за нашу землю. И как нам нужно быть благодарными вам – тем, кто хранит эту память, кто молится за наших родных, отдавших жизни за други своя. Ещё раз – примите самые искренние слова благодарности за память. Божией помощи вам в ваших делах! Надеюсь ещё не один раз приехать в ставшие мне тоже родными ваши края.
С уважением, Субботина Людмила